Школьное сочинение 2008 года (с сокращениями)

 

Сочинение на тему “Орден в нашей семье”

В нашей семье орден был у моего деда. Только один — орден Красной Звезды. За что дали? Ну, во- первых, не дали, а наградили. Это сегодня “дают” за неведомые заслуги неизвестно перед кем. Отчего же не порадеть родному человечку местечком там или крестишком? “Братану по крови”? При своей-то власти, узурпированной этими ворами и казнокрадами.  Вот они и “дают”. К календарному празднику “закрытым” указом, по любому поводу и за любой “успех”, прости Господи. Хоть за Дубровку с Бесланом. Интересно, за Печатники и Каширку тоже получили? А за Политковскую с Щекочихиным? За убийства других журналистов и правозащитников? За “посадки” ученых “шпионов”, за разгоны и избиения  “несогласных”, за взрывы в метро и рекордные приросты фашистского поголовья?

И получают и раздают, не сомневайтесь. К юбилею какому приурочить духовное окормление “правильного” олигарха в порядке взаиморасчетов с большим сановным лицом. На сдачу останется еще и супругу “окармить”, хоть “за успехи в материнстве”. Властным этажом по-ниже открыть  ярмарку тщеславия по-проще, разложить незатейливый ширпотреб  вроде “прикольной” медальки Ивана Калиты от местного чиновного междусобойчика. “Деловому партнеру за соучастие в строительно-муниципальном беспределе”. Получай, Сенька, несгораемую шапку, нацепляй образок на грудь, прислоняйся к лику священной державности. По твоей статье отмазка фирменная, опробированная. Не таких еще обирателей  земель русских оттирали от грязи и крови до чистоты прижизненного медального профиля.

Чем ближе к периферии бандитской клановой паутины, тем меньше придворных церемоний и больше здоровой рыночной среды.  Здесь уже даже не “дают”, а элементарно продают. Не хватает “государственных” и “церковных” “наград”? Так чем наша братва хуже питерской или московской? Был бы спрос — наштампуем от “общественных организаций” и “политических партий”. Быстро и без лишнего шума устроим “дополнительную эмиссию”, обеспечим высокое качество товара и “грамотное позиционирование” продавца. До анекдотов доходит таких степеней пошлой мерзости, что просто отдыхают брежневские времена и невинные забавы прежних лет вроде золотых менатеповских значков.

А вот во времена моего деда были  настоящие народные ордена и медали, которыми награждали настоящих фронтовиков. Вчерашних простых тружеников, честно проливавших свою кровь на последней настоящей войне – за Отечество. Этих людей и заслуженные ими награды почитали в этом самом народе, их, а не тот начальственный “гламур”, которого и тогда хватало тоже. Уважали и любили “Звездочку”- боевой орден Красной Звезды. Знали цену боевой медали “За отвагу ”. Она тоже была у моего деда, еще та, первая: не на большой николаевской пятиугольной “шпильке” для парадов, а на маленькой красной как капля крови колодке, которая, как и “Звездочка”, насмерть, вот именно что  на смерть привинчивалась прямо к гимнастерке насквозь. Такая была у героев Марка Бернеса и Василия Шукшина в старом фильме “Два бойца”и в по-новее не очень художественном “Они сражались за Родину”. Такая была у старшины в советской экранизации повести “А зори здесь тихие”. Ну? Вспомнили, наконец?  Наверняка замечали, что солдатских наград вообще не бывает много. Не только в приличном кино, по жизни тоже редко у кого из фронтовиков больше одной “Звездочки” было, а той самой “За отвагу” – практически ни у кого. Вот и дед мой для того, чтобы заслужить эти награды в 1942 году, совершил то, за что обычно платить приходилось собственной жизнью, то, за что потом полагались геройские звания и целая куча орденов. А уцелел потому, что в следующем сорок третьем после тяжелого ранения и долгих месяцев госпиталей отправили дослуживать старшиной роты в офицерское училище. К тому времени уже мало оставалось фронтовиков из довоенной кадровой армии, которые могли бы передать молодым курсантам вместе с  опытом войны  чисто армейскую выучку и дисциплину. Помните фильм “Старшина” с Гостюхиным в главной роли? Вот таким же вижу я деда на первой послевоенной фотографии: на погонах широкие Т-образные полосы, на груди вместе с нашивками за ранения еще медали — “За оборону Ленинграда”, “За победу над  Германией ” (https://drive.google.com/file/d/1gmR-hSRsX81OB8om2zDIfU6b9gSwR24d/view?usp=drive_link )

Ну, а все-таки? “За какие подвиги наградили?”, — спросите вы. Тогда продолжаю ( кажется, это уже во-вторых ): что значит подвиг на войне? Что-то в жанре  генеральских мемуаров с их дежурным набором “героических подвигов личного состава вверенных подразделений”? Как там у Суворова -Резуна про эти перлы? Из винтовки самолет сбить или проткнуть вилами бензобак вражеского бронетранспортера? Полноте вам, тут и дед мой посмеялся бы. Про такие глупости он никогда не рассказывал, все это для мифологического творчества тогдашних  штабных “политтехнологов” и их теперешних “голливуднутых” последышей, специалистов по “вестернизации” бытия и сознания еще остающегося российского населения.  Вот в пехотные атаки ходил  – и бессчетное число раз. Это – да.  На пулеметные точки, не подавленные огнем артиллерии по преступной  вине тех самых армейских и “политических” начальников. Под бомбежкой и минометными обстрелами – лежал, окапывался и раненых перевязывал. Голодал. Хоронил товарищей. Да мало ли что еще было. Дело ведь не только в этом.  И даже не в самих орденах и медалях. В материальном, так сказать, мире это просто металлические бляшки (дед страшно гордился тем, что его боевые награды сделаны из серебра). Да и хранятся они не в нашем доме – так  сложилась жизнь. Но все-таки мы считаем, что эти награды  в нашей семье: тогда, получается, и он, дед — как бы вместе с нами. Символически, конечно, идеально, если хотите, но орден – это  и есть символическая частичка коллективного сознания или духа – называйте его как хотите: народного, национального, гегелевского мирового в конце концов. Точнее, не частица, а нематериальная, нефизическая субстанция духовного света от далекой ночной звезды или от близкого нам, родным, маяка яркой человеческой жизни, отданной людям и за это оставшейся в их благодарной памяти. Свет жизни высшей, победившей смерть, прожитой и увековеченной в едином мировом человечестве с его устремленностью ко вселенскому добру, с его историей великих национальных строек и великих сражений обьединенных наций. Свет той жизни, которая ведь не только череда прошедших событий и деяний, героических – не героических, но и вечная идея души человека, та искра разума,  воплощенная в уникальной и незаменимой для целого мироздания человеческой личности, то божественное откровение Логоса или  Дао, которое, закончив свой земной путь и возвратившись в  пределы мира истинного, благого и прекрасного, продолжает осве(я)щать, пронизывать своим благодатным полем наш мир. Это то, что просто не помещается в человеческом языке, не выражается его словами, которые отражают всего лишь опыт повседневности и отсылают наше сознание к аналогиям из окружающего нас природного мира, не вполне адекватного такого рода предметности. Ну да ладно, пусть будет свет, первое, с чего “зарождался” или все-таки создавался этот мир. Безбожное чудо “светомира” шпенглеровского “микрокосма”, задавленного животным страхом смерти, или сияние пребывающих вечно человеческих душ, которое освещает этажи вселенского здания, палубы океанского лайнера соловьевского богочеловечества. Что кому нравится и каждому по вере его. Наука здесь не поможет, никакими теоретическими концепциями и логическими аргументами вообще человеческая картина мира не обусловлена. На то она и метафизика, на то и вопрошающая истина бытия, чтобы  выходить за рамки сущностной предметности, из области пространственного, познаваемого и рассудочного в другие пределы человеческого разума – в религию и искусство, в людскую совесть и в исторические судьбы народов. Из актуальных психических переживаний  в хайдеггеровскую “мысль-память”, из конечного личного сознания — в бессмертное коллективное, которое и только которое обеспечивает общественное выживание нашего разумного биологического вида.  Ну а как еще бессмертная душа человека, который уже ушел от нас, связана с нами, пока — что живыми? Через попов или cпиритические сеансы? Дед мой всегда верил только в людей и в их совесть, правоверных коммунистов высмеивал (у него было потрясающее чувство юмора), а сам всю жизнь умудрялся оставаться беспартийным и бескарьерным. И в церковь или там в мечеть не побежал на старости лет в толпе фарисеев. Зато прожил свою честную трудовую жизнь со спокойной душой и с чистой совестью: кажется, еще Василий Татищев сказал, что только в этом – настоящее богатство человека.

Вот и получается, что права оказалась та спенсеровская культурная антропология в своей естественнонаучной социально-психологической постановке вопроса о происхождении религиозного отношения к высшему. Отношения веры, которое лежит в корнях правового сознания, нравственного и гражданского чувства общественных людей. Оказалось, что дело тут вовсе не в “цацках” “с брюликами”, не в идолах из глины или золота и не в страхе перед вождями или громом небесным. Все дело в образах дорогих нам людей и одновременно — в нас самих, в нашей любви и почитании к ним. Именно на пересечении этих мировых сфер –наша память о них и  все мы вместе: те симоновские “живые и мертвые”, победившие германский фашизм, тот самый бердяевский народ с его великой историей и культурой. В этом общественном целом – наша сила, которая еще поможет нам вслед за другими народами Земли построить свои  национальные демократические институты и поставить нормальный человеческий порядок на место хаоса безвременья животного царства хищников. Главное – не давать прохода этим стайным нелюдям с их эволюционной стратегией паразитического выживания и генетически унаследованными навыками суггестивного воздействия на наше сознание. Нравственно невменяемой хищной сволочи, выживающей за счет разрушения социальной среды человеческого обитания и развития, из которой эти пелевинские вампиры высасывают свою “черную” и “красную жидкость”. Все соки жизненных ресурсов: от невосполнимых природных до психологических, до наших надежд на лучшую жизнь и нравственных устремлений к справедливости. Не позволить им  замутить животворный источник духа, не пускать их звериных “понятий” в человеческую жизнь – в школьную и семейную, в деловую и общественную, не впускать в  наш язык и в свой разум. Не продавать высоких слов и великих идеалов, нравственной веры наших предков за гламурную пустоту нигилизма, бездуховного и бесцельного существования мясного стада. В общем, держать свою линию обороны на символическом фронте. Здесь мы все фронтовики — и живые, и мертвые.  Выстоим  вместе, отстоим свое человеческое сознание и достоинство – выстоим и в мире материальном, выживем всей страной на своей собственной цивилизационной основе. Без разрушения органически выросшего  за прошедшие века, без тупой механической пересадки западных общественных институтов, выросших в совсем другой исторической почве. С продуманной стратегией социальной селекции и транспонтологии, с  постепенной взаимной адаптацией новых органов национального тела с не менее сложной нравственной инфраструктурой общества как своебразной имунной системой народного организма. Сложно, конечно, ну да ничего — прорвемся. Выучимся и решим все вопросы. Вот об этом я и напишу.

Сама я своего деда почти не помню и знаю его по рассказам своего отца – его сына.  О человеке же осталось не столько конкретное воспоминание, сколько непередаваемое ощущение близости, понимания что-ли, когда видишь продолжение его в родных людях и в себе тоже. Наверное, непостижимым способом перешла часть жизненного опыта, из материала которого сделано все в нашем общем доме сознания. Не житейского — нет: он, как известно, не передается, потому что, строго говоря, духовным опытом не является, а только индивидуальной приспособительной реакцией.  Да по части “устроиться” дед был и не мастер. Скорее, опыта нравственного, гражданского, исторического. А собственно, что в этом непонятного? Все дело в  началах социализации людей, в той атмосфере общения в семье, в тех ценностях, которые здесь “котируются” и которыми тебя “научают” дорожить с детства, которые ты передашь дальше. Как относиться к родным и близким, помогать ли материально состарившимся? Кем стать, куда пойти учиться? На настоящего специалиста, нужного стране и людям, но которому не дают места под солнцем  нынешние устроители Бантустана, или податься куда полегче и по-сытнее: в банкирши, “бизнес-вумэнши”, на худой конец просто приятно опуститься в “офисный отстой”?

Вот вам ситуация нравственного выбора из жизни моего деда.  Война застает его воинскую часть в Литве. Вначале — ни боевых столкновений, ни противника, а немцы уже в глубоком тылу: прошли на других участках. Наконец — приказ отступать, выходить из окружения. А на дорогах – бомбежки, местные из лесов расстреливают наши колонны, диверсанты обрывают связь. Командиры и политруки куда-то исчезают. Как дворники у нас во дворе в гололед или как высокие “шишки” в дни  катастроф. Как в один прекрасный день исчезнут все эти начальственные бенефициары, нагло рассевшиеся на экспортной трубе. Высосут нефтегазовые недра страны и оставят после себя территорию, непригодную для цивилизованной жизни в наших природно- климатических условиях. И нас “сирых” – с топоришком для заготовки дров. В общем, генетический материал тот же и навыки те же.  Но вернемся в ситуацию 1941 года. Паника и разложение. Начальство разбежалось, и многие, переодевшись в гражданское, остаются: батраками у хозяев на хуторах или в городах в качестве дешевой рабочей силы. В тех же дворниках -“гастарбайтерах”, например. Так сказать, входят в рыночную экономику временно оккупированных областей – таких немцы не трогали.  Ну а что дед? Собрал вокруг себя настоящих людей – и пошел на Восток через всю Прибалтику, а дорога там одна – на Ленинград.  С оружием, с боями. И вырвались, многих потеряли, но раненых вывели. Спрашивается, почему пошел воевать, в обшем-то на смерть пошел? Мог бы потом сказать, что поступил как все, что командир там какой приказал разбежаться в разные стороны вслед за собою и себе подобными. Те ведь действительно все побросали, спасая собственные шкуры. Вывозили жен, спасали барахло, от них и шло заражение, паническая волна деморализации армии. Уже и сегодняшние литераторы дотащились до психологических причин разгрома сорок первого, живописуют картину.

Так что же? Сталина что- ли любил, НКВД любил, чекиcтов? Это он- то, у которого отца посадили и выслали за то, что – сельский мулла, приходской священник по-русски ( только перед самой войной вернулся)?  Ленина и большевиков любил?  Это он- то, у которого мать умерла от голода? Дед всегда говорил, что самое раннее его воспоминание — самое страшное в жизни, страшнее войны – об этом голоде в Поволжье. И тогда до вымирающего народа не было дела кремлевской “элите”, занятой, как всегда, переделом власти, а еще, как выяснилось, и переводом награбленного в швейцарские банки. На голодающих ни копейки валюты не дали, только “рулили потоки” помощи, поступающей от сострадательных людей со всего мира (и от наших, конечно, тоже).  А его, трехлетнего тогда, рассказывал, спасли от голодной смерти американцы – приехали и кормили детей. Я, как дошла до этих строк, заглянула в интернет. Действительно, АРА – американская администрация помощи, спасла сотни тысяч, а то и миллионы человеческих жизней во время голода в Поволжье и на Южном Урале в 1921-1922 гг., особенно много – в Уфимском районе, там, откуда мы родом. А в 1923 году “власти” деятельность этой благотворительной организации запретили  — “за антисоветсткую деятельность”. Очень похоже на наше время, не правда ли? А может, пошел на смерть все-таки за Родину, за Отечество? Ну а что это такое, “с чего начинается”? И снова ответ нам подсказывает опыт совместного выживания, наше  родное коллективное сознание –  на этот раз языковое. За Отечество. За отца. Дед часто говорил, что пошел потому, что боялся за отца. Если бы он в плен сдался, знаете, что сделали бы с его отцом? Враг народа, да еще и Член Семьи Изменника Родины – это гарантированный срок, а реально —  смертный приговор. Как там говаривал в похожей ситуации комбриг Серпилин из “Живых и мертвых”? “Не боюсь погибнуть на глазах у всех – без вести пропасть не имею права“. Так, кажется. Да-а-а, умел усатый пастух управляться с человеческим стадом… Это потом в пастухи попадали деревенские дурачки, обветшалые умом старики-мухоморы, пьяница-бездельник да вороватый завхоз (завклубом из развалившегося колхоза).

Но вернемся к жизненному пути деда, посмотрим шире. За отца пошел – это понятно, но, думаю, что это еще не все. Конечно, дед никогда не говорил о своей любви к Родине, не называл себя патриотом. Это ведь известно чьи  песни, авторы и исполнители знакомые.  И все же. В 1937 году восемнадцатилетним мальчишкой взяли его заезжие вербовщики (были тогда такие, ездили по деревням)  в Москву, на строительство Крымского моста – до последнего времени крупнейший подвесной мост в Европе. Парень поехал: отец репрессирован, у мачехи заботы со своими детьми – прокормить бы. А ведь не то что по-русски не знал — фамилии не было. Паспорт получал уже в Москве и фамилию взял по имени отца – есть такое татарское имя       . Теперь это и моя фамилия.  А мог бы взять поудобнее, по-безопаснее, и национальность – “титульную”: на русского вроде похож. Как Андропов, например: тот,  что на пару с Хрущевым похерил советско-китайскую дружбу заодно со всей мировой системой социализма, и гебешная агентура которого стала  карательно-похоронной  командой моей великой страны. Не взял, даже в голову не пришло, наверное. Потому что пришел в рабочую среду, а не в обкомовскую подворотню. Потому, что работать надо было как люди и жить по-людски. Страну поднимать. Есть такое слово – модернизация. Это большой общественный процесс соединения людей, обратный тому, что происходит с нами сегодня. Когда большая, понятная цель обьединяет их в большую национальную семью. Выжить всем вместе. Подняться. Построить. Оставить детям. И надо всем этим “материально-техническим”- справедливость, “светский бог” и извечная мечта народная о царстве Божьем на земле, которое уже вот- вот построим своими человеческими руками. Дед часто рассказывал, с каким энтузиазмом они работали, с какой силой этой, выражаясь тяжеловесным научным языком, нестилизованной превращенной формы религиозной веры. Как с неподьемными, неповоротливыми тачками по узким прогибающимся доскам бегали – на головокружительной высоте и безо всякой там страховки. А все-равно в радость – иначе как же каждый вечер силы на танцплощадку оставались?  Это только сейчас, говорил, спустя годы, страшно даже представить себе. “Работали без выходных: каждое воскресенье – воскресник ,” — рассказывал. “Деньги? Да какие там деньги! Вот разве что на воскресники эти приезжали к нам на стройку “по-соседски” “руководители партии и государства”, так вот Михаил Иванович Калинин, “всесоюзный староста”, подзовет кого-нибудь из рабочих и вручит брошюрку тоненькую с речами там или популярную какую, раскроешь ее, а там – “трешка” или “пятерка”. А Сталин в сторонке стоит и посмеивается: “У меня, ребята, денег нет, это у Михал Иваныча, он — богатый””.  “Да мы тогда и не разбирались, кто там главный”,- вспоминал дед, — “все на одно лицо и на один фасон – как горошины в стручке, если бы мне ребята на него не показали, и не заметил бы”.

Так что же, за эти подачки, за  “трешки” и “пятерки” эти  дед шел на смерть? Или он  Сталина не видел, “красавца”?  Нет же, шел в бой, как жил до этого – честно. Как на работу ходил. Как не предал отца, так не предал свою новую большую семью – советский народ. Потому что таким был изначально – со своей семьи, со своего отца, с отца своего отца. Доброго корня человек – так, кажется, говорят о таких. Таким и ушел в армию в 1939 году (тогда ввели всеобщую воинскую обязанность), таким вернулся с войны и пошел работать на хлебозавод простым рабочим. Потом стал кондитером, мастером своего дела. (Думаю, что подспудно сказался на его выборе пережитый голод детства и блокадного Ленинграда). Хоть и не учился, стал заслуженным изобретателем. Отец помнит, как в одном из первых выпусков телепрограммы “Время” (кажется, это был 1968 год) показывали репортаж с дедом как с автором знаменитого торта “Полет”. Ну что еще интересного для публики эпохи развитого постмодернизма?  К нему присылал своих помощников режиссер Эльдар Рязанов, и дед сделал два фигурных торта для сьемок фильма “ О бедном гусаре замолвите слово…”. Помните момент, когда тогдашнему кагэбешнику Мерз(л)яеву одним из этих тортов заехали по физиономии?

В общем, дед мой действительно нашел свое место в строю и стал полноценным человеком модерна (Эх, с большой буквы надо было написать: Человеком модерна! Или так: Человеком Модерна). Как миллионы и миллионы людей рядом с ним – и те, кто занимался настоящими космическими полетами, и многие другие в своих областях – всех не перечислишь. Но и на своем скромном месте он принес людям не меньше пользы. Организовывал новые большие производства (булочно-кондитерский комбинат “Черемушки”, например). Подготовил целые полки молодых специалистов — как раньше учил и воспитывал офицеров. В мирное время догнали его всяческие юбилейные награждения: медаль к столетию Ленина, медали 20 лет войны, 25 лет, 30 лет и так далее. Орден Отечественной войны успел получить “на раздаче” к пятидесятилетию Победы. Но к ним он был равнодушен, говорил, что настоящим фронтовикам уже не достанется: тот, кто хоть раз был ранен, долго не проживет, а медалями обвешиваются  “ветераны” — “особисты”, просидевшие всю войну “под тремя  накатами“. В олимпийском 1980 году дед вышел на пенсию и чувствовал себя неплохо. Постоянно консультировал производственников, жил больше на своем садовом участке в шесть соток. Неплохо себя чувствовал. А умер в 1995 году, когда таким людям, как он, просто перестало хватать воздуха: они увидели, во что превращают дело их жизни. Таких примеров, говорит мой отец, много. У нас чуть раньше умер еще один родственник — русский, отец мужа дочери моего деда – сват по-вашему. Очень хороший человек,  до самого конца служил полковником ГРУ (совсем не старый был). Он все мучился последние годы, буквально места себе не находил из-за этих “перестроечных” пересуд о войне, о социализме. Тоже участник войны, служил радистом в штабах разных фронтов начиная со Сталинградского – виртуозный специалист был, рассказывали. У него этих орденов целый музей остался. С моим дедом они очень дружили…

Но не хотелось бы заканчивать сочинение на такой грустной ноте. Расскажу-ка я напоследок одну историю, которую дед вспоминал редко и неохотно, но в которой, по-моему, несмотря на ее трагичность, заложен некоторый актуальный заряд оптимизма.

Дело было летом 1942 года. Дед  возвращался из медсанбата (или из госпиталя) в свою часть после тяжелой контузии (у него с тех пор на всю жизнь оставалось пятнышко седых волос над ухом). Подходит к переправе через Ладогу (он возвращался в Ленинград с Большой земли) и наблюдает такую картину. Загружается баржа с пополнением – все необстрелянные, сразу видно, только что призванные молодые ребята. Заполняется быстро, подходит буксир и оттаскивает ее за длинный трос от причала. Только отошли метров на пятьсот-шестьсот, налетает пара “Мессеров” – и с первого же захода топит переполненную баржу с людьми. Взрывы бомб, дым – и все, ничего не видно. Истребители разворачиваются и улетают. Постепенно дым рассеивается. Ни баржы, ни людей, ни одной головы на  воде не видно. Смотрит дед: а на берегу начальник переправы (полковник, кажется, или около того) как ни в чем ни бывало бегает, суетится — распоряжается насчет новой погрузки. Уже буксир подошел (тот же!), возле следующей баржи изготовился. Дед подходит к матросам и спрашивает, что же вы, мол, делаете, почему до ночи подождать не можете? Те ему спокойно так отвечают, что —  приказ начальника переправы, что это вторую баржу с утра топят, и так уже не первый день.  А ночью нельзя , потому что сам начальник на ночь отдыхать уезжает к себе домой (или что там у него за “хата с муркой”). План “по валу”, так сказать, выполнил – и поехал “работать с документами”. Ну, тут у ребят, что с дедом подошли (а их большая группа шла – и все больше “кадровики”, с оружием) нервы не выдержали. “Взяли,”- рассказывал дед – “этого сукиного сына и именем советского народа тут же и расстреляли, а подчиненным его “наваляли” по первое число“. И ночью благополучно переправились.

Вы спросите, к чему я эту историю рассказала? А к тому, что пора бы уже потомкам славных героев войны перестать быть овечьим стадом и навести, наконец, порядок на своей исторической переправе. Пока не погнали “за Дарданеллы” какие-нибудь воевать. Да и “Дарданелл” никаких уже скоро не понадобится. И так “впереди планеты всей” по статистике вымирания: по абсолютной убыли населения, по вполне уже военным потерям  мужчин трудоспособного возраста, по самоубийствам среди пожилых людей и подростков, по потреблению алкоголя, по смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, по числу разводов, абортов, брошенных детей и прочее, прочее, прочее. А вы думали, что все это просто разговорчики такие, философские рассуждения – про коллективное сознание да культурные ценности, про духовные формы человечества?  Нет, знали куда бить те, кто нас уничтожает, кто демонтирует и расчленяет громаду уже совсем было народившейся нации, те, кто кормится с этого мародерского промысла.  Веру отняли у людей модерна, у людей Просвещения проклятые хищники, прорвавшие ослабленную нашим нигилизмом оборону человеческого общественного порядка. А вместе с нравственной верой забрали и жизни лучших из нас – тех, кто должен был стать примером для подражания молодым, научить их уму-разуму. Такая вот чекистская благотворительность каннибалов, забота о беспризорниках. Перебьют отцов и дедов, да еще и скомпромитируют их духовный жизненный опыт, души их убьют вместе с этим опытом,  а детишкам, молодняку – хищное научение, новых “авторитетных” наставников, массовиков- затейников постмодернистских игр с переформатированным сознанием манипулируемых манкуртов. Очередных пламенных (“интернационал – “, “либерал-“, “национал-“ “криминал-”, “сексуал-” и т.д.) большевиков (нужное подчеркнуть). Вот и сегодня  распевают о “единой” России, свою начальственную кодлу так называют.  А мне думается, что тесновато нам будет в одной гражданской нации с этой  “элитной” сворой  шакалящих и  постоянно грызущихся между собою дворняжек. Как третьему сословию с  дворянством во времена Великой французской революции. А ведь сегодняшняя “правящая клептократия”, не имеющая никаких общественных или государственных интересов – это не элита  и не чиновничество, не бюрократия никакая и даже не буржуазия в веберовском понимании этих слов. В антропогенетической системе координат –  не “пастушья” элита, не человеческая вообще. Необратимо криминализированное, нацеленное исключительно на корысть и личный успех хищное сознание этой вирусни не содержит разума, там изначально отсутствует исходный компонент разумной целесообразной и целеполагающей деятельности, отсутствует то, что называется человеческой совестью. Под гнилой тканью савана шитых белыми нитками “институций”, который она уготовила своему народу, нет и быть не может нравственной подкладки протестантской этики, конфуцианской морали, дворянского или офицерского кодекса чести. Выросшая из тотального разграбления страны, она по природе своей, по генезису, носит принципиально антимодернистский характер и выраженный компрадорский окрас. И как хорошо, как удобно новым хозяевам страны. За три копейки досталось поместье почтенного сэра, который все прекрасно подготовил для будущего “скотного двора” или там техасского ранчо с вентилем. Принял, можно сказать, с сохой, а оставил с атомной бомбой. Собачки опять же остались: вмиг оторвут слишком умную овечью башку вместе с ушами и предпринимательскими талантами. Так что сиди “глобальным” нефтесосом в своем европейском доме и досасывай  себе “дистанционно”. Ну, а потом оставшихся овец – на пушечное мясо, Белого Клыка – в город, а шашлычников даже и звать не нужно. Давно отчалили с выручкой и вот уже обустроились в мировом  вампирском сообществе, благообразно обросли свежей шерсткой. Скоро, поди, и родословная обьявится какая — не иначе как по линии самого Исаака из Йорка.

Ну как, нравится “картина маслом”? Мне – нет. И никому в здравом уме и с человеческим чувством хоть малейшей ответственности перед своей семьей, перед своими детьми — тоже не понравится. Поэтому Бантустана на нашей земле не будет. Как бы там не было удобно этой преступной клике,  всей этой теплой топ-гоп-стоп-компании, которая функционально, действительно, только плесень на трубе, нагревшейся от проходящей по ней нефти. И второго поколения “П” не будет, и первого поколения “Пу” и никакой другой новой породы овец не будет тоже. Потому, что “здесь вам не тут”: не дурацкий остров и не лунные коротышки, чтобы на каруселях шерстью обрастать. Потому что перед дедами и прадедами стыдно. Потому, что таков наш нравственный выбор. Поэтому не позволим. Мы – народ.

Кстати, с этих слов начинается Конституция Соединенных Штатов Америки.

 

(февраль-март 2008)